Что мешает уйти в монастырь? |
![]() |
На заседании Священного Синода Русской Правосалвной церкви от 25 декабря 2009 г. было принято решение благословить открытие Введенского женского монастыря г. Тихвина Ленинградской области и назначить на должность настоятельницы Введенского женского монастыря г. Тихвина Ленинградской области монахиню Тавифу (Федорову). Мы продолжаем беседу с матушкой Тавифой
Что возвращает в мир? У бабушек, например, отговорка: «Надо внуков воспитывать». Сколько женщин могло бы быть в монастыре, сколько одиноких в миру живет! Но все боятся трудностей монашеской жизни. Трудность же заключается только в том, чтобы любить Бога больше всего земного. – Какие привычки больше всего мешают нам, мирянам, в нашей жизни? – Самомнение. У мирян это особенно развито. Каждый мирянин, как правило, умнее Бога. Он лучше знает, он все сам видел. Собственное мнение – это то, от чего надо отказаться. В Православии это называется гордыней. Я как раз думала сегодня, что, наверное, нет ни одного монаха или монахини, при встрече с которыми я бы стала спорить. Мы никогда не спорим, мы можем вести диалог. Каждый может остаться при своем, но спора не будет. Мирянин не таков – он довлеет своим мнением. Диалог не с каждым мирянином можно вести. Обычно мирянин старается доказать свою позицию. Монах – нет. Наверное, это и есть основная причина, почему миряне не остаются в монастыре. Там должны услышать их позицию, а это совсем неверно. Ты должен терпеть, никто тебя слушать не обязан. Можешь все выложить тому духовному лицу, к которому ты приставлен, и, может быть, тот тебе все объяснит. – Но что человек получит, отказавшись от этой самости, своего мнения? Мы же эгоисты, нам нужно что-то получить взамен. – Спасение души. И обретем сразу весь мир. Я бы несколько лет назад не зашла в кафе, в котором мы сейчас разговариваем, потому что чувствовала бы неудобство. Сейчас мне все равно. Я могу быть везде. «Монаху везде место» – такие слова я услышала на Голгофе в Иерусалиме. Господь ведь везде. Важно то, какая я. – На Голгофе в Иерусалиме? – На Воздвижение в Храме Гроба Господня служил Патриарх, собрались тысячи людей и все стремились попасть к Голгофе, а у меня получилось само собой там оказаться. Вскоре монах грек начал всех прогонять, потому что приближался Патриарх. Я вообще человек покладистый, но тут прижалась к мраморной колонне, чтобы не попасть в толпу и почему-то на меня этот грек не обратил внимания. Тогда-то я услышала голос со стороны, кажется, тоже монахини: «Матушка, не волнуйся, монаху везде место. Будешь сегодня с Патриархом на Воздвижении». Наша пятилетняя Даша спросила как-то меня: «Матушка, а когда мы поедем на Голгофу, мы там Бога увидим настоящего?» Очень ей хочется Настоящего. Раз помогает, я должна его видеть. Мне ей не объяснить в силу ее малого возраста, что Бог видим и невидим. Бог везде и сейчас. У кого-то из святых я прочла такие слова: «Если здесь нет Бога, как я могу здесь находится? Значит, Бог здесь есть». Просто человек или осознает это, или нет. Кто-то работает, кто-то стенку подпирает, кто-то вышел покурить… А Бог-то все равно есть, и только этот человек на секунду подумает, что Господь все видит, сразу и произойдет какое-то чудо. – В Вашей монастырской жизни чудо – это встречи с какими-то людьми или неожиданная помощь? – Все – чудо. Чудо то, что Господь меня просветил и я могу мыслить. Это велие чудо. Хорошо бы со всеми людьми такое чудо произошло и все захотели жить по Богу, уйти в монастырь. Это самое главное чудо. А вообще в монастыре все живут чудом. Все это осознают: без чуда невозможно жить. Чудо – это реальность нашей жизни. Совершенно естественное наше состояние. Для мирянина и человека непросвещенного чудо – это какое-то необыкновенное событие, а для нас чудо – это норма жизни. Вы же ходите в храм и у иконы что-то с вами происходит. Это же чудо. Кто-то радуется: «Господь услышал, у меня сын сдал экзамен!» Для нас это в порядке вещей, поэтому мы и говорим: «Иди в храм перед операцией, беги скорее, благословись!» Посмотришь потом – все нормально, и операция не нужна. Монах в этом чуде просто живет. Для него оно более реально, чем для вас, потому что мы все время в храме пребываем. Монастырь – это место особой благодати. Вы, миряне, должны по временам уходить из храма, проводить время в своей квартире и т.д. По временам только попадаете в храм или монастырь, поэтому для вас ощущение чуда иное. Лучше монашеской жизни ничего нет. Зачем бы я стала монахиней, если бы не считала, что лучше этого ничего нет? Надо стремиться к лучшему. Я считаю, что лучшая форма жизни – в монастыре. Нам, монахам, пребывать в миру тяжелее, чем вам находится в монастыре. Мы постоянно находимся в структуре благодати. Вы это умом осознаете, понимаете, но вам легче оставаться в миру, посещая церковь по праздникам. Мы же там – все время. Ни за что не согласилась бы сейчас жить в квартире. Конечно, как Бог даст, но так хочется постоянно видеть перед собой что-то Божие: купол храма, даже забор монастырский. Хорошо бы, чтобы все захотели постоянно жить в этой благодати, а не только соприкасаться с ней изредка. – Надо нам хотя бы со своего прихода начать… – Конечно. Ходит человек в храм – дай Бог, чтобы в нем воспиталось это чувство благодати, стало для него необходимым, а не перевесила своя квартира, своя жизнь. Это и мешает. Это и есть привычка. – То самое «имение», которое так тяжело продать. – Подвижники, жившие в пустыне, как, например Антоний Великий достигали высшей степени благодати, и, общаясь с Богом напрямую, преодолевали все свои внутренние нестроения. – Очень сложно понять такой максимализм. – Сначала нужно уйти в монастырь, а уж потом попытаться понять это. Раньше же существовала в России традиция мирянам уходить в монастырь на год, а потом решать, возвращаться в мир или нет. Это замечательная традиция. Всего лишь год жизни – но там все сразу и определится. – Сказать честно, я не знаю, что бы я сказала своей дочери, если бы она собралась в монастырь. – Это жизненная позиция глубокой веры в Бога, которую уже ничто не перевесит, поэтому человек и остается в монастыре. При этом он может быть кем угодно: нравится окружающим или не нравится, совершать любые поступки, но у него есть глубокая вера в Бога. ЖАЛЕТЬ ИЛИ СПАСАТЬ? – Если же кто-то из наших читателей склоняется к уходу в монастырь и решил попробовать, с чего ему нужно начать? – Тут ведь готовых рецептов нет. Как Господь управит. Если человек хочет от старца получить благословение – пусть идет к старцу. Не буду никому навязывать свое мнение, потому что личное решение – у каждого свое. Пусть узнает всё сам. В прошлом году мы поехали с одной однокурсницей в Оптину пустынь. Она сказала мне: «Никто мне не нужен, ухожу к тебе, матушка, в монастырь». Пробились мы к старцу Илие, он ее и остановил. У меня в университетской группе многие так поначалу решали: «Ухожу!» Но все-то привыкли на московские монастыри смотреть, а у нас – совсем другое. У нас развалины, у нас холодно и сыро, за собой нужно горшок выносить. Года три назад я познакомилась с женщиной, кандидатом наук, приехавшей к нам на лето потрудится. В прошлом же году созрело желание создавать школу для девочек – вопрос, где и как их учить, встал очень остро. Я вижу, что та женщина – человек умный, спокойный, и предложила: «Бросайте свою науку и приходите к нам в монастырь директором будущей школы». Сейчас она послушница. Возраст, конечно, приличный, но это готовая монахиня. У нее чистая биография без каких-либо поисков и колебаний. Человек родился, закончил школу, институт, в этом институте вел научную работу, защищался, а потом ушел в монастырь. Воспитала при этом еще приемную дочь. Бывают же такие! Человек совершенно чистой жизни. Она совершенно сознательно ушла в монастырь, потому что она цельный. В ее возрасте обычно люди не такие. Таких, кто прожил жизнь так чисто, очень мало, они как бриллианты сверкают среди нас. Она всю жизнь занималась наукой: молчаливая и абсолютно лишенная лукавства. Мирские перипетии ее совершенно не коснулись. Она говорит: «Я понимаю, что в 60 лет меня никто никуда не возьмет». Я возьму, потому что ее душа готова. Она хочет быть в монастыре. Она терпелива, в любое время ее могут куда угодно послать, и она не задаст никаких вопросов, не выскажет никаких претензий. Посмотрим, что будет перед постригом – в беседе все выяснится. Для нее, конечно, это событие колоссальное. Я бы постригла ее в схиму, но все равно надо испытать. Это тоже экзамен. У нас, у монахов, вся жизнь – экзамен. Сколько человек до нее ушло! Побудут послушницами две недели, и разобиделась уже батюшка не такой, и все не так, и любви у вас нет. Какой любви человек ищет? Такой, какой ему хочется? – То есть, хотя Вы и призываете всех в монастырь, но возьмете не каждого. – Да человек сам не останется. Из всех, кто говорит, что хочет жить в монастыре, потом большая часть уходит. – Поэтому и боятся идти – силенок то маловато. – Надо не силенки оценивать. У меня тоже сил немного. Если оценивать свои силы – точно не стоит идти, ни в коем случае. Тут воля Божия. Я же не дам никому в 60 лет таскать кирпичи, а если нужда заставит, то попрошу хотя бы не надрываться. Надо благой разум иметь, а не человеческий. – Нет сил смирить себя. – Не надо свои страхи слушать. Страшно идти на войну: а вдруг убьют? Помните воина Евгения? В прошлую сессию я познакомилась с его наставником Антонием. Исключительной веры человек, апостольского духа. Он обрел веру в Чечне… Перенес такие страдания! Он рассказывал, что Евгений очень внимательно слушал Евангелие и все запоминал. А потом совершил этот поступок – не снял креста по требованию пленивших его врагов. Ищите верующих. Их жизнь не слаще нашей. Кто сейчас согласится, как отец Николай с острова Залита почти полвека провести на одном месте? Местные жители, рыбаки, конечно, относились к нему не очень хорошо. Все это было, а он служил себе и служил и стал настоящим светильником. Ищите таких людей, отмечайте в них Божию искру. Господь их нам посылает. Очень мало наставников, которые наставляют по истине Божией, а не по тому, что человек хочет от него услышать. Тем, кто уходит из монастыря, родственники и духовники порой говорят: «Ну ладно, успокойся, конечно, ты прав, тебе там было трудно». Старец Николай был не таким: «Иди мирись». Матушка Фекла, настоятельница нашего монастыря, не такая была. Однажды у нас появился один монах, который мне сразу понравился, очень верующий, но сбежал из монастыря, видно стало невмоготу. Матушка же ему сразу сказала: «Беги, бросайся в ноги к братии!» Чаще всего в другом монастыре или храме тебя, будь ты монахиня или даже схимонахиня, пожалеют, обласкают: «Ах ты, бедная, тебя там обидели! Не можешь там – побудь у нас на приходе». Нет, чтобы сказать прямо: «Ты не прав. Беги назад». Мало у кого такая твердая позиция. В основном скажут то, что ты хочешь услышать. Поэтому мы такие нерешительные, поэтому можно уйти из монастыря или боятся. Совершить правильный поступок – значит превзойти себя, осознать правду и вернуться. Я думаю, что тот инок совершил правильный поступок, вернулся, потому что больше я его не видела. Замечательно, если встретится такому беглецу старец, который его остановит, скажет: «Хватит тебе бегать из монастыря в монастырь. Куда попал, туда и возвращайся». Тогда у человека начнется духовный рост, и человек глубже поверит в Бога. А так – останется таким, каким был. Жаль, что я не нахожу в окружающих поддержки в этом вопросе. Чаще в жизни сталкиваешься с тем, что те, к кому прибегают такие несчастные, их жалеют. Надо было вернуть – не тебя обидели, а ты обидел, не ты терпишь, а тебя терпят. Вот правильная православная позиция. Как Россия выстояла? Да, вот благодаря таким стойким монахам. Если их не будет, и все уйдут на приходы, потом и приходы развалятся. Вот кого бы я хотела видеть в священстве и в миру, а не тех, которые нас жалеют и идут на поводу у наших обид. Я тоже проходила этот процесс обид и непонимания. Но по воле Божией мне повезло. Если бы меня пожалели, я бы не жила сейчас в монастыре. Где-нибудь, конечно, трудилась, делала что-то хорошее и нужное приходу. Но, слава Богу, не совершила я этого ужасного поступка. Это и есть осознание и отречение. Я эту ступень прошла, почему и считаю ее самой главной. Нам надо выстаивать в самом главном. Если уж начал делать дело, пошел в монастырь, как угодно, но не уходи из него, терпи. Даже если тебя выгонят, ищи возможность остаться в монастыре, в этом или в другом, ищи монашеской жизни. Сохрани то первое чувство, с которым ты уходил из мира в монастырь, когда ты всех любил, когда все было чудом. На заседании Священного Синода Русской Правосалвной церкви от 25 декабря 2009 г. было принято решение благословить открытие Введенского женского монастыря г. Тихвина Ленинградской области и назначить на должность настоятельницы Введенского женского монастыря г. Тихвина Ленинградской области монахиню Тавифу (Федорову). Мы продолжаем беседу с матушкой Тавифой
Что возвращает в мир? У бабушек, например, отговорка: «Надо внуков воспитывать». Сколько женщин могло бы быть в монастыре, сколько одиноких в миру живет! Но все боятся трудностей монашеской жизни. Трудность же заключается только в том, чтобы любить Бога больше всего земного. – Какие привычки больше всего мешают нам, мирянам, в нашей жизни? – Самомнение. У мирян это особенно развито. Каждый мирянин, как правило, умнее Бога. Он лучше знает, он все сам видел. Собственное мнение – это то, от чего надо отказаться. В Православии это называется гордыней. Я как раз думала сегодня, что, наверное, нет ни одного монаха или монахини, при встрече с которыми я бы стала спорить. Мы никогда не спорим, мы можем вести диалог. Каждый может остаться при своем, но спора не будет. Мирянин не таков – он довлеет своим мнением. Диалог не с каждым мирянином можно вести. Обычно мирянин старается доказать свою позицию. Монах – нет. Наверное, это и есть основная причина, почему миряне не остаются в монастыре. Там должны услышать их позицию, а это совсем неверно. Ты должен терпеть, никто тебя слушать не обязан. Можешь все выложить тому духовному лицу, к которому ты приставлен, и, может быть, тот тебе все объяснит. – Но что человек получит, отказавшись от этой самости, своего мнения? Мы же эгоисты, нам нужно что-то получить взамен. – Спасение души. И обретем сразу весь мир. Я бы несколько лет назад не зашла в кафе, в котором мы сейчас разговариваем, потому что чувствовала бы неудобство. Сейчас мне все равно. Я могу быть везде. «Монаху везде место» – такие слова я услышала на Голгофе в Иерусалиме. Господь ведь везде. Важно то, какая я. – На Голгофе в Иерусалиме? – На Воздвижение в Храме Гроба Господня служил Патриарх, собрались тысячи людей и все стремились попасть к Голгофе, а у меня получилось само собой там оказаться. Вскоре монах грек начал всех прогонять, потому что приближался Патриарх. Я вообще человек покладистый, но тут прижалась к мраморной колонне, чтобы не попасть в толпу и почему-то на меня этот грек не обратил внимания. Тогда-то я услышала голос со стороны, кажется, тоже монахини: «Матушка, не волнуйся, монаху везде место. Будешь сегодня с Патриархом на Воздвижении». Наша пятилетняя Даша спросила как-то меня: «Матушка, а когда мы поедем на Голгофу, мы там Бога увидим настоящего?» Очень ей хочется Настоящего. Раз помогает, я должна его видеть. Мне ей не объяснить в силу ее малого возраста, что Бог видим и невидим. Бог везде и сейчас. У кого-то из святых я прочла такие слова: «Если здесь нет Бога, как я могу здесь находится? Значит, Бог здесь есть». Просто человек или осознает это, или нет. Кто-то работает, кто-то стенку подпирает, кто-то вышел покурить… А Бог-то все равно есть, и только этот человек на секунду подумает, что Господь все видит, сразу и произойдет какое-то чудо. – В Вашей монастырской жизни чудо – это встречи с какими-то людьми или неожиданная помощь? – Все – чудо. Чудо то, что Господь меня просветил и я могу мыслить. Это велие чудо. Хорошо бы со всеми людьми такое чудо произошло и все захотели жить по Богу, уйти в монастырь. Это самое главное чудо. А вообще в монастыре все живут чудом. Все это осознают: без чуда невозможно жить. Чудо – это реальность нашей жизни. Совершенно естественное наше состояние. Для мирянина и человека непросвещенного чудо – это какое-то необыкновенное событие, а для нас чудо – это норма жизни. Вы же ходите в храм и у иконы что-то с вами происходит. Это же чудо. Кто-то радуется: «Господь услышал, у меня сын сдал экзамен!» Для нас это в порядке вещей, поэтому мы и говорим: «Иди в храм перед операцией, беги скорее, благословись!» Посмотришь потом – все нормально, и операция не нужна. Монах в этом чуде просто живет. Для него оно более реально, чем для вас, потому что мы все время в храме пребываем. Монастырь – это место особой благодати. Вы, миряне, должны по временам уходить из храма, проводить время в своей квартире и т.д. По временам только попадаете в храм или монастырь, поэтому для вас ощущение чуда иное. Лучше монашеской жизни ничего нет. Зачем бы я стала монахиней, если бы не считала, что лучше этого ничего нет? Надо стремиться к лучшему. Я считаю, что лучшая форма жизни – в монастыре. Нам, монахам, пребывать в миру тяжелее, чем вам находится в монастыре. Мы постоянно находимся в структуре благодати. Вы это умом осознаете, понимаете, но вам легче оставаться в миру, посещая церковь по праздникам. Мы же там – все время. Ни за что не согласилась бы сейчас жить в квартире. Конечно, как Бог даст, но так хочется постоянно видеть перед собой что-то Божие: купол храма, даже забор монастырский. Хорошо бы, чтобы все захотели постоянно жить в этой благодати, а не только соприкасаться с ней изредка. – Надо нам хотя бы со своего прихода начать… – Конечно. Ходит человек в храм – дай Бог, чтобы в нем воспиталось это чувство благодати, стало для него необходимым, а не перевесила своя квартира, своя жизнь. Это и мешает. Это и есть привычка. – То самое «имение», которое так тяжело продать. – Подвижники, жившие в пустыне, как, например Антоний Великий достигали высшей степени благодати, и, общаясь с Богом напрямую, преодолевали все свои внутренние нестроения. – Очень сложно понять такой максимализм. – Сначала нужно уйти в монастырь, а уж потом попытаться понять это. Раньше же существовала в России традиция мирянам уходить в монастырь на год, а потом решать, возвращаться в мир или нет. Это замечательная традиция. Всего лишь год жизни – но там все сразу и определится. – Сказать честно, я не знаю, что бы я сказала своей дочери, если бы она собралась в монастырь. – Это жизненная позиция глубокой веры в Бога, которую уже ничто не перевесит, поэтому человек и остается в монастыре. При этом он может быть кем угодно: нравится окружающим или не нравится, совершать любые поступки, но у него есть глубокая вера в Бога. ЖАЛЕТЬ ИЛИ СПАСАТЬ? – Если же кто-то из наших читателей склоняется к уходу в монастырь и решил попробовать, с чего ему нужно начать? – Тут ведь готовых рецептов нет. Как Господь управит. Если человек хочет от старца получить благословение – пусть идет к старцу. Не буду никому навязывать свое мнение, потому что личное решение – у каждого свое. Пусть узнает всё сам. В прошлом году мы поехали с одной однокурсницей в Оптину пустынь. Она сказала мне: «Никто мне не нужен, ухожу к тебе, матушка, в монастырь». Пробились мы к старцу Илие, он ее и остановил. У меня в университетской группе многие так поначалу решали: «Ухожу!» Но все-то привыкли на московские монастыри смотреть, а у нас – совсем другое. У нас развалины, у нас холодно и сыро, за собой нужно горшок выносить. Года три назад я познакомилась с женщиной, кандидатом наук, приехавшей к нам на лето потрудится. В прошлом же году созрело желание создавать школу для девочек – вопрос, где и как их учить, встал очень остро. Я вижу, что та женщина – человек умный, спокойный, и предложила: «Бросайте свою науку и приходите к нам в монастырь директором будущей школы». Сейчас она послушница. Возраст, конечно, приличный, но это готовая монахиня. У нее чистая биография без каких-либо поисков и колебаний. Человек родился, закончил школу, институт, в этом институте вел научную работу, защищался, а потом ушел в монастырь. Воспитала при этом еще приемную дочь. Бывают же такие! Человек совершенно чистой жизни. Она совершенно сознательно ушла в монастырь, потому что она цельный. В ее возрасте обычно люди не такие. Таких, кто прожил жизнь так чисто, очень мало, они как бриллианты сверкают среди нас. Она всю жизнь занималась наукой: молчаливая и абсолютно лишенная лукавства. Мирские перипетии ее совершенно не коснулись. Она говорит: «Я понимаю, что в 60 лет меня никто никуда не возьмет». Я возьму, потому что ее душа готова. Она хочет быть в монастыре. Она терпелива, в любое время ее могут куда угодно послать, и она не задаст никаких вопросов, не выскажет никаких претензий. Посмотрим, что будет перед постригом – в беседе все выяснится. Для нее, конечно, это событие колоссальное. Я бы постригла ее в схиму, но все равно надо испытать. Это тоже экзамен. У нас, у монахов, вся жизнь – экзамен. Сколько человек до нее ушло! Побудут послушницами две недели, и разобиделась уже батюшка не такой, и все не так, и любви у вас нет. Какой любви человек ищет? Такой, какой ему хочется? – То есть, хотя Вы и призываете всех в монастырь, но возьмете не каждого. – Да человек сам не останется. Из всех, кто говорит, что хочет жить в монастыре, потом большая часть уходит. – Поэтому и боятся идти – силенок то маловато. – Надо не силенки оценивать. У меня тоже сил немного. Если оценивать свои силы – точно не стоит идти, ни в коем случае. Тут воля Божия. Я же не дам никому в 60 лет таскать кирпичи, а если нужда заставит, то попрошу хотя бы не надрываться. Надо благой разум иметь, а не человеческий. – Нет сил смирить себя. – Не надо свои страхи слушать. Страшно идти на войну: а вдруг убьют? Помните воина Евгения? В прошлую сессию я познакомилась с его наставником Антонием. Исключительной веры человек, апостольского духа. Он обрел веру в Чечне… Перенес такие страдания! Он рассказывал, что Евгений очень внимательно слушал Евангелие и все запоминал. А потом совершил этот поступок – не снял креста по требованию пленивших его врагов. Ищите верующих. Их жизнь не слаще нашей. Кто сейчас согласится, как отец Николай с острова Залита почти полвека провести на одном месте? Местные жители, рыбаки, конечно, относились к нему не очень хорошо. Все это было, а он служил себе и служил и стал настоящим светильником. Ищите таких людей, отмечайте в них Божию искру. Господь их нам посылает. Очень мало наставников, которые наставляют по истине Божией, а не по тому, что человек хочет от него услышать. Тем, кто уходит из монастыря, родственники и духовники порой говорят: «Ну ладно, успокойся, конечно, ты прав, тебе там было трудно». Старец Николай был не таким: «Иди мирись». Матушка Фекла, настоятельница нашего монастыря, не такая была. Однажды у нас появился один монах, который мне сразу понравился, очень верующий, но сбежал из монастыря, видно стало невмоготу. Матушка же ему сразу сказала: «Беги, бросайся в ноги к братии!» Чаще всего в другом монастыре или храме тебя, будь ты монахиня или даже схимонахиня, пожалеют, обласкают: «Ах ты, бедная, тебя там обидели! Не можешь там – побудь у нас на приходе». Нет, чтобы сказать прямо: «Ты не прав. Беги назад». Мало у кого такая твердая позиция. В основном скажут то, что ты хочешь услышать. Поэтому мы такие нерешительные, поэтому можно уйти из монастыря или боятся. Совершить правильный поступок – значит превзойти себя, осознать правду и вернуться. Я думаю, что тот инок совершил правильный поступок, вернулся, потому что больше я его не видела. Замечательно, если встретится такому беглецу старец, который его остановит, скажет: «Хватит тебе бегать из монастыря в монастырь. Куда попал, туда и возвращайся». Тогда у человека начнется духовный рост, и человек глубже поверит в Бога. А так – останется таким, каким был. Жаль, что я не нахожу в окружающих поддержки в этом вопросе. Чаще в жизни сталкиваешься с тем, что те, к кому прибегают такие несчастные, их жалеют. Надо было вернуть – не тебя обидели, а ты обидел, не ты терпишь, а тебя терпят. Вот правильная православная позиция. Как Россия выстояла? Да, вот благодаря таким стойким монахам. Если их не будет, и все уйдут на приходы, потом и приходы развалятся. Вот кого бы я хотела видеть в священстве и в миру, а не тех, которые нас жалеют и идут на поводу у наших обид. Я тоже проходила этот процесс обид и непонимания. Но по воле Божией мне повезло. Если бы меня пожалели, я бы не жила сейчас в монастыре. Где-нибудь, конечно, трудилась, делала что-то хорошее и нужное приходу. Но, слава Богу, не совершила я этого ужасного поступка. Это и есть осознание и отречение. Я эту ступень прошла, почему и считаю ее самой главной. Нам надо выстаивать в самом главном. Если уж начал делать дело, пошел в монастырь, как угодно, но не уходи из него, терпи. Даже если тебя выгонят, ищи возможность остаться в монастыре, в этом или в другом, ищи монашеской жизни. Сохрани то первое чувство, с которым ты уходил из мира в монастырь, когда ты всех любил, когда все было чудом.
|